Юристы во главе разных стран. Часть 1: от Ленина до Путина, от Манделы до Мугабе

Владимир Ленин (Россия/СССР): «Право есть не что иное, как возведенная в закон воля господствующего класса»

Стать юристом Владимир Ульянов решил еще в подростковом возрасте. Об этом он, в частности, написал в анкете учеников VIII класса Симбирской гимназии. На вопрос, в каком высшем учебном заведении хотел бы учиться каждый из них, будущий лидер революции ответил: «Желаю поступить в Казанский университет в юридический факультет».

В 1887 году Ульянов исполнил свое желание. Семья ожидала, что младший сын пойдет по «практической» линии и сможет обеспечить себе карьеру в условиях ограниченных перспектив после казни брата Александра. Юридический диплом открывал путь к адвокатуре, госслужбе, преподаванию — и давал инструмент понимания механики власти.

Через несколько месяцев Ленин был исключен за участие в студенческих волнениях, но продолжал учебу самостоятельно. В 1891 году он экстерном окончил Петербургский университет и получил право работать присяжным поверенным.

С 1892 года Ленин начал практику в Самаре как помощник присяжного поверенного. Уже в 1893-м он был внесен в список членов коллегии присяжных поверенных. Его судебная практика охватывала и уголовные, и гражданские дела, например:

• Дело о краже хлеба (1892): защитив крестьянина, Ленин построил речь на отсутствии доказательств и добился оправдания.

• Дело о споре за аренду земли (1892–93): отстаивал крестьян, ссылался на гражданское законодательство и незаконность завышенной арендной платы.

• Дело о клевете (1893): выступил в роли частного обвинителя, показав, что закон о защите чести должен действовать для всех, а не только для чиновников.

В Петербурге (1893–1895) Ленин перестал вести официальную практику, но помогал рабочим и студентам составлять жалобы, петиции, заявления — от обращений в фабричную инспекцию до жалоб на полицейский произвол. Это закрепило за ним репутацию «подпольного адвоката».

Став политиком, Ленин строил партийные документы как юридические тексты: четкие дефиниции, ссылки на «право народов», апелляция к «законности революции». Именно правовой аппарат — Конституция РСФСР 1918 года — стал инструментом закрепления диктатуры.

Франклин Делано Рузвельт (США): «Никто не стоит выше закона и никто не стоит ниже него; и мы не спрашиваем чьего-то разрешения, когда требуем его соблюдать»

Франклин Делано Рузвельт, будущий президент США, в юности не собирался становиться юристом-практиком. После Гарварда он в 1904 году поступил в Колумбийскую школу права — престижное место для амбициозных политиков и адвокатов. Учеба давалась тяжело, диплома он так и не получил, но сдал экзамен в коллегию адвокатов штата Нью-Йорк и в 1907-м получил лицензию.

Юридическая практика Рузвельта ограничилась несколькими годами в нью-йоркской фирме Carter, Ledyard & Milburn, где он занимался корпоративным и морским правом. Контракты, дела о торговых перевозках, разбирательства со страховщиками — все это сформировало его репутацию специалиста в узкой, но важной области. Именно этот опыт позже стал решающим: в 1913 году Рузвельта назначили помощником министра военно-морского флота США, и его знание морского права оказалось ключевым. Он прекрасно разбирался в вопросах ответственности, договоров, логистики и международных норм, что сделало его ценным управленцем в быстро растущем флоте.

В политику Рузвельт вошел еще раньше, став сенатором штата Нью-Йорк (1910). Уже тогда юридическая подготовка помогала: он уверенно оперировал законами и процедурами, превращая политические лозунги в нормативные тексты.

На посту президента в 1930-х эта привычка работать через закон проявилась в полной мере. Все инициативы Нового курса — банковские реформы, регулирование Уолл-стрит, создание социального страхования — были выстроены как четкие законодательные акты. Для Рузвельта право было не отвлеченной теорией, а инструментом.

Даже конфликт с Верховным судом — попытка провести через него спорные реформы и знаменитый план расширения состава судей (court-packing plan) — показал: Рузвельт мыслит в категориях правовых конструкций. Если закон мешает переменам, его можно переписать.

Юридическая биография Рузвельта была короткой, но оказала на его карьеру заметное влияние. Специалист по морскому праву превратился в администратора военно-морского флота, а затем в президента, для которого закон был главным способом воплощать реформы. Его политика — это пример того, как юридическое образование формирует не адвоката, а архитектора государственных преобразований.

Маргарет Тэтчер (Великобритания): «Верховенство закона — это не роскошь»

После окончания Оксфорда по химии Маргарет Тэтчер решила изменить направление и заняться правом.

В конце 1950-х она сдала экзамены и стала барристером — юристом, который выступает в суде. Ее специализация была редкой и сложной — налоговое право. В середине XX века это считалось почти «мужской территорией»: огромные тома бухгалтерских отчетов, тонкие формулировки и бесконечные споры с налоговыми инспекторами.

Опыт юридической практики сказался на ее политическом стиле. В парламенте Тэтчер говорила языком адвоката: ссылаясь на конкретные статьи и поправки, отстаивая позицию через букву закона. Для нее спор был, по сути, продолжением судебного разбирательства, где важно точное определение понятий и формулировок.

Став премьер-министром в 1979 году, она применяла тот же подход в реформах. Ограничение роли профсоюзов было проведено через серию законов — Employment Acts начала 1980-х, которые пошагово изменили порядок забастовок и голосований. Программа приватизации жилья началась с Housing Act 1980, давшего арендаторам право выкупать государственные квартиры. Обе инициативы стали возможны благодаря последовательной законотворческой работе и четко прописанным юридическим механизмам.

Юридическая подготовка Тэтчер объясняет, почему ее правительство придавало такое значение формулировкам законов. Для нее политика была сферой, где результат закрепляется не в заявлениях, а в нормативных актах.

Нельсон Мандела (ЮАР): «Закон должен регулировать дела людей в духе справедливости, чтобы слабый не подвергался гнету сильного»

Нельсон Мандела изучал право в Университете Форт-Хэйр и затем в Университете Витватерсранда. Для Южной Африки середины XX века это был исключительный путь: чернокожие редко имели возможность получить юридическое образование, тем более в престижном университете.

В 1952 году вместе с Оливером Тамбо он открыл первую в стране адвокатскую контору, где чернокожим клиентам предоставляли полноценные юридические услуги. В условиях апартеида это имело особое значение: большинство адвокатов не принимали такие дела, и обращение в суд часто оставалось для чернокожих формальностью. Контора Манделы и Тамбо стала символом того, что закон может быть использован и в их интересах.

Мандела специализировался на уголовных и гражданских делах. Он защищал рабочих, подвергавшихся произволу полиции, представлял семьи в спорах с работодателями и администрацией, готовил жалобы на дискриминационные меры. Его речь в суде всегда строилась строго по букве закона: он использовал статьи южноафриканского законодательства, а также ссылки на международные правовые нормы.

Когда Африканский национальный конгресс начал кампанию гражданского неповиновения, Мандела применил юридические приемы и в политике. Он помогал составлять воззвания, петиции, уставы, участвовал в разработке Freedom Charter (1955) — документа, который во многом стал будущей конституционной основой страны.

Даже в тюрьме он оставался «юристом по привычке». На Ро́ббен-Айленд Мандела консультировал сокамерников по правовым вопросам, писал обращения к тюремной администрации и следил, чтобы заключенные пользовались хотя бы минимальными законными правами.

После освобождения юридическое мышление Манделы проявилось в работе над Конституцией ЮАР 1996 года. Он настаивал на создании независимого Конституционного суда и закреплении равных прав для всех граждан. Для него переход к демократии был не просто политическим компромиссом, а юридически оформленным новым порядком.

Юридическая карьера Манделы показала: право в условиях несправедливого государства может быть ограниченным инструментом, но даже тогда оно дает возможности для сопротивления. Его опыт адвоката превратил борьбу против апартеида в борьбу на языке законов, а не только лозунгов, и заложил фундамент для правовой системы новой Южной Африки.

 Робер Мугабе (Зимбабве): «Наша земельная реформа — это не воровство. Это закон»

Роберт Мугабе родился в Южной Родезии (ныне Зимбабве) и рано сделал ставку на образование. Он заочно учился в Лондонском университете, получая дипломы по английскому, истории, экономике и праву. Для африканского политика колониальной эпохи юридическая подготовка давала важное оружие: возможность апеллировать к международному праву и разговаривать с колониальной администрацией ее собственным языком.

Юридическое образование стало частью его имиджа в годы борьбы за независимость, но уже тогда оно сочеталось с жестким политическим прагматизмом. В тюрьме (1964–1974) Мугабе доучивался заочно и одновременно строил планы превращения ЗАНУ (Африканского национального союза Зимбабве) в личный инструмент власти.

После победы в 1980 году Мугабе действительно опирался на закон как на форму легитимации. Однако быстро стало ясно: право используется не для защиты граждан, а для закрепления его личной власти. В 1987 году конституционные поправки отменили пост премьер-министра и сделали Мугабе президентом с фактически неограниченными полномочиями. В 1992 году Land Acquisition Act дал государству право изымать земли у белых фермеров без компенсации, что сопровождалось насилием и разрушением экономики. Позже законы о выборах, собраниях и СМИ последовательно лишали оппозицию возможностей для борьбы.

Мугабе не управлял через произвол в чистом виде — напротив, он облекал решения в видимость законности. Но эти законы были написаны так, чтобы оправдать подавление оппонентов и узурпацию власти.

В итоге юридическая «жилка» Мугабе превратилась в циничный инструмент авторитаризма. Если в начале его путь юриста давал надежду на создание правового государства, то в зрелые годы именно законы стали оболочкой диктатуры, которая удерживала страну в страхе десятилетиями.

 Ли Куан Ю (Сингапур): «Если вы хотите играть с законом, вы должны быть готовы к последствиям»

Ли Куан Ю родился в британской колонии Сингапур и рано понял значение образования как социальной лестницы. После Второй мировой войны он поступил в Кембриджский университет, где изучал право в колледже Фицуильям. Учился блестяще: окончил с отличием и получил квалификацию барристера. Вернувшись в Сингапур, он начал практику как адвокат и одновременно как советник профсоюзов.

Юридическая подготовка быстро стала его инструментом в политике. В конце 1940-х Ли работал переводчиком в судах по делам сингапурских рабочих и видел, как британская администрация использует законы для подавления протестов. Позже, в 1950-е, он стал представлять профсоюзы и рабочие организации в юридических спорах, закрепив за собой репутацию «адвоката трудящихся».

Когда в 1954 году он участвовал в создании Партии народного действия (PAP), именно его юридические навыки помогли формулировать устав, программу и предвыборные манифесты так, что они соответствовали колониальным нормам, но при этом оставляли пространство для антиколониальной борьбы.

Став премьер-министром независимого Сингапура в 1959 году, Ли Куан Ю превратил право в главный рычаг управления. Многие его решения носили форму строгих законов:

• Internal Security Act (1960) позволял задерживать граждан без суда;

• законы о печати и клевете ограничивали свободу прессы;

• жесткие нормы регулировали уличные протесты и деятельность оппозиционных партий.

При этом он подчеркивал, что Сингапур остается государством «rule of law» — верховенства закона. Но «закон» в его понимании был не инструментом сдержек и противовесов, а каркасом дисциплины и модернизации.

Ли Куан Ю использовал юридический язык, чтобы оправдать контроль и подавление. Все его реформы — от борьбы с коррупцией до ограничений для оппозиции — облекались в нормативные акты. Он считал, что только так можно обеспечить порядок и экономический рост в маленьком многоэтническом государстве.

Юридическая подготовка Ли не сделала его либералом в западном понимании. Она дала ему другое: способность превратить собственное видение общества в систему законов, которые сложно оспорить. В результате Сингапур стал примером того, как юрист у власти может построить государство, где право существует, но прежде всего служит инструментом дисциплины и эффективности.

Шарль де Голль (Франция): «Не существует демократии без прочных институтов, и не бывает прочных институтов без уважения к закону»

Шарль де Голль чаще всего воспринимается как военный и политический лидер, но его ранняя биография связана и с правом. После окончания Сен-Сира он продолжал учебу в Университете Лилля, где получил подготовку по праву и гуманитарным наукам. Для молодого офицера это было нетипично, но де Голль считал необходимым знать юридические основы государственного устройства.

Юридическое образование пригодилось ему в полной мере не на судебной практике, а в политике. После Второй мировой войны, когда он возглавил Временное правительство Франции, де Голль активно участвовал в разработке правовых документов новой республики. Тогда он уже говорил о том, что слабость французской Третьей и Четвертой республик связана с несовершенной конституцией.

В 1958 году, на фоне алжирского кризиса, де Голль вернулся к власти и настоял на принятии новой Конституции. Юридическое мышление проявилось в том, что он видел решение не в лозунгах, а в четком перераспределении полномочий. Конституция Пятой республики укрепила институт президентства: глава государства получил реальные рычаги власти, включая право роспуска парламента и проведения референдумов.

В 1962 году де Голль пошел дальше: через референдум он добился прямых всенародных выборов президента. Этот шаг был политическим, но оформлен юридически безупречно, и закрепил модель сильной президентской власти.

Де Голль всегда говорил языком норм и институтов. Для него власть должна была существовать не в виде договоренностей, а в виде правил, которые невозможно обойти.

Поэтому его стиль часто называли «конституционным инжинирингом» — он строил систему, где устойчивость страны держалась на юридическом фундаменте.

Владимир Путин (Россия): «Надо исполнять закон всегда, а не только тогда, когда схватили за одно место»

Владимир Путин поступил на юридический факультет Ленинградского университета в 1970 году. Это был выбор не столько идеологический, сколько прагматичный: юрфак считался престижным, давал стабильную профессию и открывал двери в государственные структуры. В университете он специализировался на международном праве, а его дипломная работа была посвящена «принципу наиболее благоприятствуемой нации в международной торговле».

После выпуска в 1975 году Путин не пошел в адвокатуру или в суды — его распределили в КГБ, где юридическая подготовка оказалась полезной в работе с договорами, международными каналами и правовым прикрытием операций. В отличие от Ленина или Манделы, он никогда не занимался публичной адвокатской практикой, но понимание закона как системы норм, регулирующих власть, у него закрепилось именно в этот период.

В 1990-е годы, работая в администрации Санкт-Петербурга и затем в Кремле, Путин использовал юридический язык как инструмент легитимации. Каждое решение — от раздачи лицензий до межгосударственных соглашений — сопровождалось ссылками на нормы и акты.

Став президентом в 2000 году, он выстроил стиль, который позже назовут «управление через закон». При этом закон не ограничивал власть, а оформлял ее. Отмена выборности губернаторов в 2004 году, законы об «иностранных агентах», расширение полномочий силовых структур, поправки к Конституции 2020 года — все это представлялось не как произвол, а как юридически выверенные шаги. Оккупируя территории Украины, Путин проводил «референдумы», как бы легализуя захват областей.

Путин регулярно подчеркивал, что действует «исключительно в рамках закона». Но именно законы в его системе менялись под политические задачи. В отличие от Манделы, для которого право было инструментом расширения свободы, или де Голля, который через конституцию создавал баланс институтов, у Путина закон стал оболочкой, скрывающей перераспределение полномочий в пользу исполнительной власти.